На этой стороне баррикад всё было гораздо проще: никаких стадий принятия. Наверное, потому, что если бы Акира каждый раз устраивал себе сеанс психоанализа по случаю очередной не оправдавшей себя надежды, он бы пополнил гильдию Наполеонов в отделении местной психиатрической больнице, так и не покинув пределы Японии. Нет, правда. В его голове с самого детства было так много ненужных мыслей, от которых разрывалась черепная коробка, что пустить на первый план душераздирающую историю о безразличии Таи Грин к его персоне было бы фатальной ошибкой. Акира не хотел умирать. Парочки разочарований в женской сущности с лихвой хватило на то, чтобы сделать жизненно важные выводы, а проблемы с отцом каждый раз перекрывали их своим масштабом, как бы ненавязчиво напоминая – быть неугодным своему родителю факт куда более болезненный, чем, например, выйти из душа и не найти девушку в пределах своей квартиры потому, что она решила помыться дома.
В тот день в неуемной – казалось бы – башке было особенно пусто. Хонда прошлепал босыми ногами по комнате, на всякий случай заглянув по углам (где обычно сидела Грин), посмотрел тупым взглядом на входную двери, а затем бездумно навел порядок на кухне и был таков. Так и не взял в руки гитару, совершенно не желая принимать образ брошенного романтика, пускающего слезу над проколотым сердцем. Вероятно, просрал парочку крутых рифм - не самая высокая цена за свою бездарность.
Просто нелепая ошибка. Назвать свершившееся иначе не поворачивался язык. Обидно – столько лет заниматься самовоспитанием, а потом облажаться так конкретно, что не осталось сил даже злиться на самого себя. С чего он вообще взял, что девушка, отсиживающаяся в углу жизни может отличаться чем-то особенным от тех, кто уже занял очередь за женским счастьем у его двери? Нет, серьезно. Одна половина прекрасного населения ломится вперед, напирая на институты семьи и брака как Каледон Хокли на последнюю шлюпку, другая – спешно теряется прочь, пробираясь к выходу сквозь выброшенные гамбургеры на цыпочках, и никакой золотой середины. Наверное, Акире просто конкретно не повезло с наглядным примером своих родителей, где мать отчаянно прощала отца за все неприглядные стороны его личности, а отец принимал эту любовь как данность и не ведал, что бывает иначе. Очевидно, для истории с Таей этот шаблон не годился, разве что если подождать пару годков, когда ей дойдет, что никто кроме глупого японского болванчика не захочет так же упорно замечать её темный угол, а одиночество наскучит как факт. Только не надо про эту утопию с кошками в 40, хорошо?
“А может, хватит?” Здравый вопрос, подкинутый сознанием где-то под вечер последнего выходного дня. Разумеется, от отчаянных ворочаний в кровати сон ни к кому не пришел, но измотанный организм все равно взял верх над воспаленным созданием где-то после трех, от чего на утро под глазами обнаружились красивые мешки начинающего лунатика.
- Доброе утро. – С поднятой головой, словно бы не на виселицу. Оказывается, делать вид, что ни в одной комнате нет темных углов, не так сложно, как если бы Тая оказалась чуть более социальной и вытанцовывала перед его носом вместе со своим чувством собственного достоинства. Он бы сказал спасибо, да упорно не желал поднимать глаз то от ровной линии клавиш на фортепиано, то от кучки декораций, что взялся разрисовать для предстоящего мероприятия. “Привет, всё в порядке, а ты?” Дежурные фразы на дежурные вопросы от (как внезапно оказалось) слишком навязчивой сонмы знакомых, и если бы не чересчур любопытный Дейв с его попытками добиться аудиенции от лучшего друга, все могло пройти гладко.
Нет, конечно же, не могло. Как у него вообще хватило ума предположить, что отстроченный разговор с тем, кто видел, как двое синхронно ретировались из бара, избавит гудящую голову от других еще более неприятных случайностей? Ведь, это случайность, то, что они с Таей нечаянно сталкиваются за поворотом? Потому что нарочно такую неловкость и не придумаешь. И когда у тебя остается выбор, наступить на все больные места разом ради маски адекватного собеседника или показаться сущим невеждой с кирпичным лицом, вдруг доводится выбрать второе, потому что на первое в этой батарейке практически не остается мощности.
Один, два, три – эти печальные столкновения повторяются, меняя фокус и дальность расстояний. В какой-то момент Акире начинает казаться, что если он опустит глаза в пол и будет считать деревяшки под кроссовками, он все равно почувствует приближение Таи через три стены, и от этих мыслей начинает дергаться глаз.
Неприятно  - это даже не то слово, которым можно теперь описать некогда уютное местонахождение на любимой работе, и окружающие узнают о перепадах настроения гораздо раньше, чем рассудок успевает подбросить причинно-следственную нить. В какой-то момент становится наплевать на вежливость, сдержанность и многое другое, без чего вполне можно обойтись, если выполняешь свою работу в срок. Как результат: обиженный грубостью Дейв, еще парочка тех, что в очереди и беспокойство начальницы о состоянии здоровья. Попросить бы  поставить лампочки во всех темных углах этого треклятого здания, но что-то подсказывало, что даже самый яркий свет не выкурит вездесущую Таю Грин, которая даже пару раз – он точно видел – пыталась внедрить в жизнь план по нормализации климата. Охуела.
Сказать бы, что ничего не может длиться вечно, но на далеко не первую неделю паршивого настроения Акира  почти поставил крест на здоровом оптимизме. Смешно и грустно одновременно: столько времени убить на равнодушие к делам сердечным, а потом разрушить всё на свете одним нелепым шотом текилы, доведшим до кровати с неверной кандидатурой. Попытки понять, от чего же теперь так сложно притворяться, что не замечаешь собственных чувств, не действуют от слова “совсем” прекращаются окончательно примерно к концу несчастливого месяца. И если вы думали, что за этот период палец хоть раз дрогнул в сторону контакта из списка на букву “Т”, то вы не оценили силу этого разочарования indeed.
Наверное, стоило просто пойти на поводу у внутренних позывов и написать гребанное заявление об увольнении, как того требовала творческая душа в период кризиса, но в конце концов Акира нашел себя в привычном месте в субботний вечер с очередной попыткой влиться в русло жизни, хоть имея на то исключительно деловые причины. Нет диджея, когда хорошему другу нужно быть в другом месте в это же время – чем не надежное оправдание собственному нахождению в центре жизни? И на энном трэке Хонде даже показалось, что если позволить затыкать себя общение до смерти, то внутри включается здоровое чувство похуизма к жиже из кипящих мозгов внутри, а бесконечные собеседники уже почти не вызывают желания сделать лицо-говно в качестве тотэма отпетого социопата. Ha-ha. Откуда же он знал, что даже если не особо выглядывать из-за колонки и послушно кивать на все просьбы организатора, можно неожиданно узнать, что девушка, которая собирается спеть на сцене со своим другом, обладает поразительно знакомым голосом даже для желающего обмануть свой слух случайного диджея.
Раз, два, три. Тянутся бесконечные минуты. Акира пялится в установку, едва ли способный анализировать лириксы звучащих текстов, и только мерно шлепает пальцев по краю столика, ощущая очень притупленное желание прервать этот концерт до того, как внутри опять начнется эта война. Да она издевается?
Вряд ли. Хонда давно уже не был настолько самонадеянным, чтобы в серьез думать, будто бы мир вертится вокруг него, даже когда дело касается равнодушия. Откуда Грин было знать, что он окажется именно здесь, именно в это время и будет заменять своего знакомого по доброте душевной? Что, впрочем, никак не уменьшало величины несправедливости в голове Акиры, где беглянка спокойно гуляла по барам в поисках новой жертвы своей неприязни социальных институтов межличностных отношений, а он здесь как дебил старался не выныривать из-за кипы проводов, чтобы не создать неприятной паранойи. Он ведь тоже не знал. А если бы знал – ни за что бы не появился здесь, это факт. Но далеко не факт, что Тая думала об этом именно так. Что она вообще думала об этом. Ha-ha.
Мужественно дождавшись, когда это испытание не прочность подойдет к своему логическому завершению (левый мужик начнет воодушевленно расхваливать обладательницу чудного голоса и не только), Акира просчитал до десяти прежде, чем вынырнуть с темной стороны, предварительно забив несколько треков наперед. Теперь у него в кармане лежала своя пачка сигарет и он не собирался клянчить, зная, что тремя попытками продышать реальность тут уже не обойтись. Еще Хонда не собирался давать о себе знать. И если в театре ему не хотелось чувствовать себя идиотом, засовываясь в углы, то в этом баре, напротив, не было никакого желания сверкать своим наличием (читать: мешать Тае подыскивать себе более удачного кандидата), так что на улицу Акира выскальзывает смутной тенью, не поднимая головы и не заботясь, заметят ли его те, кто не должен. Никто никому ничего не должен.
- Гм, - Все так же, не глядя, он вжимает голову в ворот толстовки, неприятно морщась от вечерней прохлады. Пачка сигарет появляется из широкого кармана, и от греха подальше Акира делает несколько шагов в сторону от окна, вслушиваясь в шум придорожных машин так отчаянно, что не замечает, как сбивает с ног чью-то фигуру, когда чиркает зажигалкой. – Простите, - Спохватывается довольно быстро, выдирая себя из мутного мира собственных фантазий, в которых все еще присутствует Тая, несмотря на тучу усилий изгнать её в отдел долговременной памяти. Каково же может быть его разочарование, когда Тая присутствует еще и в реальности, открываясь светлым ликом прямо за пару сантиметров от его лица – ладони инстинктивно поддерживают её фигуру за плечи, в секундном порыве предотвратить падение.
Сказать бы, что он знал, как повести себя в такой странной ситуации – солгать, не краснея. Отмотать бы время хотя бы на пару недель назад, и Хонда, наверняка бы, сделал злобное лицо и тут же развернулся в обратную сторону, но момент, когда апататия завершила цикл варки этого зелья злости, оказался бездарно упущен. “А, это ты.” – рисуется на лице, и, убедившись, что тельце стоит на ногах, Акира отрывает ладони от плеч, зачем-то подмечая взглядом стакан в руке девушки. – Извини. – Делает шаг в сторону, и возвращается к процессу прикуривания, потому что момент, когда еще было не поздно хлопнуть входной дверью бездарно проебан. Сердце пускается в странный пляс почти мгновенно, но его отчаянный стук по барабанным перепонкам – последнее, что можно было заметить, избегая чьего-то общества, и вляпываясь в это общество через секунду от выдоха облечения. По спине пробегает неприятная дрожь, и прохлада улицы становится еще более выразительной, как и многие другие ощущения, ловко прятавшиеся за печатью семи толстых стен немоты. А он ведь даже не пил. Когда боковому зрению кажется, что Грин дергается в сторону, изнутри как-то устало вырывается. – Не надо, я сейчас уйду. – Жаль, что не так красиво, как можно было бы, если бы не диджейский пульт. – Хорошо спела, не паникуй. – Кивок на стакан в руке и серьезность в глазах. Та самая, при которой человек перестает быть человеком, превращаясь в объект, на ободрение которого не нужно растрачивать тонких струн души. Главное, не увлекаться и не додуматься возвращаться к старым траекториями вращения вокруг чужой орбиты. "Ha-ha". Бам-бам-бам по вискам - почти привычно. И даже немного жаль, что не выходит злиться бесконечно долго, потому что злость была идеальным щитом от всего этого безобразия.